Адрианова-Перетц В.П. Очерки по истории русской сатирической литературы XVII века

Москва-Ленинград: Изд-во АН СССР, 1937. — 266 с.Вторая половина XVII в. намечалась еще буржуазным лите­ ратуроведением как момент, с которого можно начинать новый период в истории русской литературы, причем новизна его связывалась с вполне определившимся западным влиянием.
Характеристика литературных явлений второй половины XVII в. ограничивалась обычно четырьмя группами факторов:
более или менее развернуто выяснялось содержание старооб­ рядческой литературы (минимальное внимание уделялось лите­ ратурным приемам Аввакума), подробно излагалась борьба ви­ зантийского и латино-польского влияний в области культуры, демонстрировались новые литературные формы, перенесенные из украинской литературы, и повести, переведенные с западных оригиналов. С помощью этих опорных точек создавалась схема развития русской литературы этого периода, причем в итоге все факты оказывались на одной плоскости: исключение дела­ лось для старообрядческой литературы, которая для XVII в.
неправильно именовалась «народной», литературой «низших слоев общества».
Эта схема истории литературы второй половины XVII в.
совершенно игнорирует вопрос о том, интересы какой социаль­ ной среды отражало каждое из изображаемых явлений, если не считать огульных суждений о том, что «идейная борьба шла на верхах московского общества, среди лучших людей».
А между тем новизна этого периода заключалась не только в победе западного влияния, но и в том, что выдвинулся новый более демократический читатель со своими запросами идейными и эстетическими. Жизнь во всем ее разнообразии, критика разных сторон общественного и государственного строя пролагают себе дорогу в литературу, и это новое содержание облекается не только в формы, взятые от сосе­ дей — с Запада, Украины и из Белоруссии, — но новые литературные приемы вырастают и из недр старой литера-турной традиции. Не только идейно, как это повторяют литературоведы, ряд явлений литературы второй половины XVII в. связывается с литературой XV и XVI вв., но исполь­ зуются в новом плане и определившиеся уже устойчивые жанры, отдельные старые литературные приемы. Интерес старообряд­ ческой литературы, например, и ее связь с прошлым не только в том, что она выражает «защиту старины низшими слоями общества» (это неверно и по существу, так как в XVII в. в рядах раскола находились представители разнообразных классов, начиная с княжат и кончая крестьянами), а й в том также, что авторы-старообрядцы переосмысляют ряд старых литературных форм. Под их пером послание переходит порой в диалог, сохра­ няющий весь аромат живой речи; обличительная и учительная формы в такой реалистической манере ведут изложение, что догматические вопросы, составляющие их содержание, теряют свою отвлеченность; устоявшийся канон жития обращается в рамку для автобиографии. Аналогичный процесс переосмыс­ ления старых литературных жанров происходит и тогда, когда на почве старых житий, посмертных чудес и летописных сказаний вырастает новая манера историко-бытовой повести, манера, независимая от переводной западной повести.
Кардинальный в старом литературоведении вопрос о причи­ нах, размерах и формах западного влияния во второй половине XV11 в. не может также считаться удовлетворительно выясненным: почему оно так заметно усилилось в это время, какие классы шли ему навстречу, кроме «лучшего тогдашнего общества», которому обычно приписывается роль исключительного носи­ теля влечения к Западу, наконец, какими путями проникало это влияние в литературу, — все это еще открытые в значитель­ ной степени вопросы.
Лишь весьма ограниченно, а потому и недостаточно коснулось старое литературоведение роли политических событий начала XVII в. в росте общественного сознания, с одной стороны, и в распространении западного и украинско-белорусского влияния в Москве — с другой, а между тем и тот и другой процесс нашел свое отражение в литературе.
Процесс создания нового литературного языка, стоящий в самой тесной связи с появлением нового более демократического автора и читателя, для второй половины XVII в. также не только не вы­ яснен, но вопрос о нем и не поставлен еще во всей его широте.