М.: Типография А.И.Мамонтова и Ко., 1892. — 99 с.
Перевёл Н.Сперанский
Предисловіе
Система образованія націи не можетъ создаться сразу: она слагается вѣками. Та, которой слѣдуемъ мы, восходить черезъ императорскій Университетъ 1808 г. къ І’оллену, къ Ораторіанцамъ, къ Port-Royal, къ Іезуитамъ, къ Возрожденію и оттуда, минуя средніе вѣка, у которыхъ она однако кое-чѣмъ позаимствовалась, къ школамъ древнихъ риторовъ, къ Квинтиліану. Очень можетъ быть, что эта система нуждается вь преобразованіи. Но вѣрно и то. что на преобразованіе это потребуется много времени: можно считать, что на него уйдетъ часть XX-го столѣтія. Всякій, кто имѣетъ какое нибудь представленіе о томъ, какъ медленно происходитъ развитіе въ этой области, найдетъ безъ сомнѣнія этотъ срокъ еще слишкомъ короткимъ
Объявить въ опалѣ тѣ или другія учебныя упражненія дѣло недолгое; затрудненія начинаютъ являться только тогда, когда эти опальныя упражненія приходится замѣщать чѣмъ нибудь инымъ и тутъ обыкновенно оказывается, что они удерживаются въ болѣе или менѣе замаскированномъ видѣ, продолжая отнимать у класса время, но не принося своей прежней пользы. Дѣло въ томъ, что педагогическія преобразованія имѣютъ одну особенность: для ихъ осуществленія необходима, и преобразованный составъ преподавателей.
Если даже допустить, что древніе языки должны потерять то значеніе, которое они имѣли до сихъ поръ, то мы все же имѣемъ основанія думать, что эта крупная перемѣна произойдетъ не сразу, и что еще впродолженіе многихъ поколѣній они будутъ служить основой воспитанія значительной части нашего юношества. Составъ преподавателей, которые должны воспитывать французское юношество на французскомъ, нѣмецкомъ, англійскомъ языкахъ, на политической экономіи, исторіи искусства и исторіи наукъ, еще не готовы: ихъ еще вовсе нѣтъ.
Для насъ важно поставить какъ можно лучше преподаваніе того, что еще не вычеркнуто изъ нашихъ программъ. Пусть дѣлаютъ пробы самыхъ различныхъ новыхъ плановъ воспитанія; но пока преподаваніе древнихъ языковъ существуетъ въ нашихъ гимназіяхъ, для всѣхъ должно быть желательно, чтобы оно велось плодотворно.
Этому я и хотѣлъ оказать носильное содѣйствіе. Слѣдующія страницы представляютъ изъ себя воспроизведеніе, въ нѣсколько распространенномъ видѣ, лекцій, читанныхъ мною въ Сорбоннѣ въ 1891 году будущимъ преподавателямъ греческаго и латинскаго языковъ. Я хотѣлъ изслѣдовать передъ ними и вмѣстѣ съ ними, въ чемъ заключается смыслъ этого преподаванія. Я позволю себѣ привести по этому поводу нѣсколько строкъ изъ А. Фулье, автора новѣйшаго сочиненія въ защиту классической системы: «Наше классическое образованіе живетъ, само не зная, какія у него есть права на существованіе. Какъ герой извѣстной басни, оно принуждено въ свою защиту ссылаться на преданіе и обычай: <Се sont leurs lois, dit-il. qui m’ont de ce logis rendu maître et seigneur». Что же касается того, чтобы объяснить это преданіе и этотъ обычай, то оно на это неспособно : и въ такомъ положеніи стоитъ оно въ той странѣ свѣта, гдѣ всего менѣе возможно сохранить какой-нибудь обычай, какое- нибудь преданіе, какой-нибудь законъ, не приводя къ тому достаточныхъ основаній.
Эти-то достаточныя основанія я и попытался вывести. Мнѣ пришлось въ то же время указать и на злоупотребленія, преувеличенія и заблужденія, которыя вкрались въ нашу область съ теченіемъ времени. Въ образованіи происходитъ το-же, что въ искусствѣ, и въ литературѣ: долгое господство извѣстнаго направленія влечетъ за собой его искаженіе. Средства принимаются за цѣль, второстепенное начинаетъ считаться за главное; чувство пропорцій утрачивается. Но мало того, перемѣны, происшедшія въ обществѣ, измѣнили и внѣшнія условія преподаванія: измѣнился составъ учениковъ, измѣнилось вмѣстѣ съ этимъ и относительное значеніе для образованія различныхъ вѣтвей знанія.
За тѣ десять или двѣнадцать лѣтъ, какъ я засѣдаю въ Совѣтахъ университета, мнѣ не разъ приходилось поражаться тѣмъ чувствомъ горечи, которое осталось въ душѣ многихъ людей — и, надо замѣтить, людей замѣчательныхъ въ своихъ спеціальностяхъ, отъ нѣкоторыхъ отдѣловъ классическаго образованія. Защищать передъ ними старыя программы даже въ томъ, что онѣ имѣли въ себѣ законнаго, было дѣломъ нелегкимъ: я думаю, что депутаты третьяго сословія въ 1789 г. не съ бблышімъ озлобленіемъ относились къ остаткамъ феодальныхъ временъ. Въ этомъ серьезные умы не могутъ не видѣть предостереженія. Гимназія даетъ аттестаты выходящимъ изъ нея ученикамъ: но и ученики съ своей стороны тоже выдаютъ своимъ учителямъ аттестаты въ видѣ той памяти, которую они о нихъ сохраняютъ.
Договаривать - ли до конца? Вотъ что я могъ наблюсти, присутствуя при этихъ преніяхъ.
На сторонѣ защитниковъ классическаго образованія были традиція, авторитетъ великихъ именъ, фактическое господство, накопленіе опыта. Но многіе изъ этихъ защитниковъ говорили не тѣмъ языкомъ, какимъ бы слѣдовало. Упорствуя въ мелочахъ и дѣлая уступки въ крупномъ, они за разъ возстановили противъ себя и сторонниковъ, и противниковъ древнихъ языковъ. И сами они съ своей стороны, очевидно, болѣе негодовали на тѣхъ, кто требовалъ отъ нихъ, чтобъ они перемѣнили свои тетрадки, чѣмъ на тѣхъ, кто стоялъ за уничтоженіе всего ихъ преподаванія.
Редактируя письменно эти лекціи, я все еще вижу передъ собой ту очень спеціальную аудиторію, къ которой я съ ними обращался. Поэтому я предпочитаю сохранить за ними ихъ разговорную форму: онѣ не годятся для большой публики. Разбирать вопросы этого рода передъ большой публикой не совсѣмъ удобно, потому что мало знакомый съ дѣломъ читатель всегда скорѣе отыщетъ въ книгѣ свою собственную мысль, чѣмъ мысль автора. Недоразумѣнія тутъ неизбѣжны, какъ это мнѣ извѣстно по собственному горькому опыту. Я позволю себѣ привести на этотъ счетъ одинъ примѣръ изъ прошлаго.
Въ 1695 году нѣсколько выдающихся членовъ Оксфордскаго университета издали, какъ очень древній греческій подлинникъ, мнимыя письма тиранна Фалариса. Извѣстный критикъ и гуманистъ Бентлей разобралъ ихъ и доказалъ ихъ подложность. Эго надѣлало шума; издатели возражали; публика вмѣшалась — и Бентлей былъ объявленъ врагомъ классической древности, хотя онъ былъ ея горячимъ поклонникомъ и хотя онъ провелъ всю свою жизнь надь греческими и латинскими авторами. Вотъ какъ опасны такія пренія, когда въ нихъ вступаются зрители. Я не разъ самъ себѣ разсказывалъ эту исторію, чтобы утѣшить себя этимъ славнымъ примѣромъ, видя, что меня причисляютъ къ противниками классическаго образованія.
Я прошу извиненія за неполноту этой работы: стѣсненный временемъ, я могъ коснуться только немногихъ вопросовъ. Но для меня главное заключалось въ томъ, чтобы ввести въ Сорбонну такого рода преподаваніе. Въ гимназіи одинъ неопытный учитель легко можетъ совершенно испортить результаты цѣлаго ряда хорошо употребленныхъ годовъ. Я видалъ, какъ дѣти, которыя раньше говорили о своихъ учителяхъ съ уваженіемъ и преданностью. вдругъ получали отвращеніе къ латинскому, греческому и гимназіи; какъ они иногда совсѣмъ сбивались съ пути и отправлялись въ Сенегалъ. или въ Тонкинъ изъ-за ненависти къ propositions sous-dépendantes или къ путанымъ греческимъ переводамъ. Если мои лекціи помогутъ хотя нѣсколько уравнять путь и освободить его отъ выросшихъ на немъ терній, то я не пожалѣю ни о своемъ времени, ни о своемъ трудѣ.
Могутъ сказать, что эти совѣты являются слишкомъ поздно. Я съ своей стороны скорѣе склоненъ думать, что они являются слишкомъ рано, потому что того подъема уровня классическаго образованія, который несомнѣнно долженъ произойти, если только мы хотимъ сохранить за собой мѣсто, занимаемое нами среди образованныхъ націй, пока еще не видно и слѣда. Я во всякомъ случаѣ увѣренъ, что этотъ подъемъ не заставить себя долго ждать и что изложенныя мною идеи являются своевременно. Несостоятельность и опасность системъ входитъ во всеобщее сознаніе. Съ обѣихъ сторонъ настроеніе стало спокойнѣе и явилось больше возможности къ обдуманному соглашенію. Мы пережили свои десять лѣтъ революцій; и если бы въ настоящее время какой-нiбудь рѣшительный человѣкъ, облеченный достаточнымъ авторитетомъ, началъ реорганизацію и повелъ бы ее рядомъ послѣдовательныхъ мѣръ, онъ нашелъ бы сочувствіе и поддержку со всѣхъ сторонъ. Напрасно думаютъ, что общественное мнѣніе требуетъ новыхъ переворотовъ: оно скорѣе жаждетъ устойчивости. Оно вмѣшивается довольно безпорядочно въ вопросы средняго образованія, потому что не находить тутъ того твердаго руководства и того единства плана, которые оно видитъ въ другихъ областяхъ преподаванія. Всякое колебаніе лицъ, призванныхъ руководить дѣломъ, всегда бываетъ для него очень бѣдственно: всѣ наперерывъ начинаютъ тогда давать свои совѣты и указанія. Но эта анархія прекратится, какъ только наше среднее образованіе отречется оть систематическихъ построеній. Мы будемъ тогда свидѣтелями такого же факта, какой мы недавно наблюдали при возрожденіи нашихъ университетовъ: по всеобщему единодушію мы почувствуемъ, что мы снова вошли въ русло великаго историческаго теченія.